Прошлые два дня была жуткая холодрыга. Вчера ночью была настолько адская метель - пусть и недолго, но все же - что с высоты третьего этажа фонарь над подьездом было едва видно. Сегодня днем потеплело, придворовые коты размёрзлись и полдня орали как оглашенные, словно тут не -5, а натуральный апрель.

По мотивам вот этого разговораkrisschwarz.diary.ru/p211504691.htm?from=last&n... накурилось:

Вариант один

Керз в виде елки, доводящий до нервного срыва окружающих - это отличная идея на фанфик. На Терре во времена ВКП откопали традицию Нового Года, надыбали где-то ель, собрали всех братьев, готовятся к празднику. Дорн укрепляет Главный Зал, Фулгримм носится с дождиком, который должен быть вот именнно таким по феншую, Маннус и Вулкан наперегон куют! игрушки, Магнус чего-то там шаманит, чтобы с потолка снег летел, Сангивиний помогает Фулгриму с феншуем, в общем атмосфера легкого сумасшествия , кругом шум, свет, гам, Керз взирает на все это безобразие, терзается головной болью и решает приложить все силы, чтобы привести ситуацию в адекватное состояние. По итогам все как минимум по одному разу натыкаются на Керза в самом неподходящем месте, получают пучок седых волос и дрожание рук, а сам Папа, которому доверили честь нацепить последний шарик или верхушку там водрузить на ёлку драматически обнаруживает что и ель-то не ель и весь последующий год страдает от заикания. Керз по итогам остается довольным.

Вариант два

Керз в каком-то одиноком и тихом городке, темной ночью, пошел предаваться размышлениям, надыбал в центре города на колючее дерево, решил что место для размышлений подходящее, вылез туда, когтями уцепился, растопырился и только решил уже размышлять о том как все плохо, как салют, шум, гам, на елке включили гирлянды, все кругом мигает, от шариков блики, у эпилептика была бы эпилепсия, на площадь вваливается толпа празднующих. Жизнь опять вылазит мерзкой стороной для Керза, короче, и сидит он несчастный на этом дереве, слегка запутавшись в гирлянде и думает за что ему все это, не такой он уже и плохой, чтобы его судьба так постоянно нещадно карала

Вариант два, вариант окончания истории - в ответ на комент Арджи Линсе "Или начинает силой воли гасить лампочки."

Лампочки начинают медленно, одна за одной, гаснуть, с одной стороны елка погружается во мрак и это пятно темноты разрастается, пока не гаснет вся елка. Детишки плачут, Керз ухмыляется и приступает к наведению подобающей атмосферы. По итогам Снегурка убегает с визгом во тьму, Дед Мороз слегает с сердечным приступом, поутру обнаруживается что елка украшена не только шариками и решением планетарного губернатора праздник Новый Год запрещается во веки веков, дабы подобный ужас не повторился.
Стебный фанфик плавно переходит в хоррор и триллер, ага

И похороны сегодня же.

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Семейные торжества. 7 лет мелкому чудовищу. Шикарная зимняя сказка на улице весь день.
Картофельное пюре с двумя кусками свинины, с салатом из редиса и огурцов, с маринованными грибами, с жаренной икрой на первое; три голубца на второе; кусок рулета в качестве сладкого. Три чарки вермута в перерывах. И туда же - в перерывы в смысле - нарезаный твердый сыр, апельсины, мандарины и бананы. А еще была жареная рыба, но я успела вовремя притвориться шлангом и сделать вид что намеков /"Вон там еще рыба лежит, берите и ешьте!"/ я не понимаю. И все это под невыносимые вопли трех человек /тетя лектор, ей что в огромной аудитории говорить, что в небольшой комнате, бабушка просто орет ибо характер такой, маме приходиться их перекрикивать, чтобы ее вообще услышали/ и еще более громкие крики самого именинника. Вот "цыганский табор" практически полностью описывает все происходящее. А потом пилить 9 кварталов домой, по снегу. На каблуках. Местами по льду. Изо всех сил удерживая все сьеденное внутри. И усердно замечать, какая нереальная красота вокруг. Просто потому что проморгать такую красоту из-за банального переедания просто расточительно.

На Днепр утащило огроменную темно-серую, аж сизую, тучу, и поначалу она нас - город - задела лишь краем. Под яркий, но быстро погасший закат, из казалось бы чистого неба медленно летел крупный снег. Тот, который у нас называют "белые мухи". А потом, уже по пути домой, увидеть ту самую тучу и понять что нам повезло, и что над Днепром настоящая пурга. Такой контраст белых девятиэтажек на фоне туч такого цвета я перед этим видела раз в жизни - когда в городе был ураган и на доме бабушки сдуло кирпичный дымоход с частью шифера. А еще возле Дома Мебели огроменная темно-зеленая заснеженная ель тоже чудесно смотрелась на фоне светло-серого, постепенно переходящего в серо-сизый цвет, неба.

А потом было прям как в Скайриме: тут золотая осень и мотыльки, а дойдя до поворота дороги обнаруживаешь что вокруг уже сугробы и метель. В общем пройдя полдороги мы вошли в метель. Потому что туче было мало места над Днепром и она решила возвратиться немного назад и осчасливить город

А свернув на боковую улицу, к Седова, вообще была картинка постапокалиптической зимы: темнеет, идет снег, яркие фонари, вокруг - ни души, впереди девятиэтажка стоит мертвая, ни одно окно не светиться. Пятиэтажки рядом тоже как вымерли. На той стороне улицы медленно /потому что ему против ветра))/ ползет человеческая фигура /название "Человек превозмогает стихию"/ просилось само собой. И только ветер доносит блуждающее в колодце дворов призрачное эхо детского смеха и голосов. Призрачное - потому что там с одной стороны гулко, а с другой стороны дворы запутанные и голоса все-таки гасятся.

А потом уже, на бульваре Шевченка, ну и на подходях к нему, все было точно как на западных рождественских картинках и открытках. Иллюминация /светофоры, подсветка светофоров, фонари с розово-оранжевым оттенком света, проезжающие машины и прочие вывески аптек и магазинов/, ровно падающий снег, фонари, высвечивающие это падение, толпы праздношатающегося народу, сугробы, благодать. И даже, кстати, еще и не сильно холодно было.

Чувствую себя Ультрамарином который смог. Ультрамаринов - потому что это они по превозмоганию. А назвать это иначе как превозмоганием у меня язык не поворачивается.

Лечь в шесть утра - проснуться в полвторого ночи. Второй раз в жизни такое.

Девушка стоит с молодым парнем, парень шутит и смеется. Время - около обеда. Стоят они на тротуаре, дорога выложена брусчаткой, рядом - кованный металический фонарь. Парень является кем-то дорогим для девушки, то ли это ее возлюбленный, то ли это брат (двоюродный, не родной), который ей очень дорог душевно. Все очень мило и жизнерадостно.

Дальше все происходит очень быстро. По дороге едет телега, причем быстро и грохочет. Парень стоит и что-то смеется. Девушка отвлекается на телегу и когда она возвращает взгляд, то следующее что она видит - тело на брусчатке, кровь-кишки наружу. Вот этот самый парень. Она стоит в шоке, и у нее за спиной голос:

"Ахахаха, он был такой неловкий. Ты ведь тоже неловкая, правда, дорогая сестрица?" - и снова смех.

Она разворачивается - у нее за спиной молодой мужчина, лет 28, наглый, высокомерный, рядом возле него - громила-прихлебатель, который тоже щурится и подобострастно горбится. Девушка понимает, что парня столкнули под колеса телеги, что все это было спланировано зараннее. Столкнул именно прихлебатель. У нее все так же шок - и от события, и от того что _этот_ стоит такой довольный и смеется, смотря на то что осталось от парня. Она разворачивается, и бежит сломя голову к дому, мельком замечая, что улица абсолютно пустая. Ее дом совсем рядом, собственно она с этим парнем и стояла возле ограды своего дома. Она врывается в дом, ее никто не преследует. Она бежит по дому к своему отцу - она точно знает что отец дома, он работает в кабинете - но когда она вбегает в кабинет, то там пусто. У девушки ужас, т.к. отец точно был дома - и его нет. Кроме того в кабинете погром - документы разбросанны, ящики стола вывернуты. Девушка выбегает из кабинета и начинает метататься по дому. Она мечется по дому, и понимает что дом полупустой и словно вымер. Здесь должна быть куча слуг, а их нет, остались только старая няня, да экономка.

От лица комка: когда девушка бегает по дому, прилепившийся к ней комок "вспоминает" слайдами картины прошлого, каждый раз зацепаясь "взглядом" за какой-то предмет. Вот тут девушка - "мы" музицировали. Вот тут она читала книжки. И одновременно с этим идет осознание (вот как смотришь на предмет и вспоминаешь сразу про него все что знаешь) информации о жизни этой девушки. Ее мать вышла замуж за ее отца, родила по договору одного ребенка - и с тех пор постоянно отдыхает на водах. Матери все равно и на дочь, и на мужа, к мужу она вообще относится с презрением. У рода нет прямого наследника, так как дочь наследовать не может - но матери на это наплевать. Собственно девушка свою мать и видела-то пару раз всего. Брак был по расчету, и был слиянием капиталов, и с какими-то еще очень важными для того социума условностями, на которые комку было паралельно, так как его интересовали в основном эмоции, а не детальное разбирание существующих в обществе законов и распорядков. В общем отец этой девушки развестись никак не мог. И сыночка заиметь от кого-то другого в качестве прямого наследника тоже не мог. Отец был очень умным, и имел много связей, но даже ему приходилось смирится с этой ситуацией. Он решил обучить дочку делопроизводству - т.е. умению писать деловые письма, считать доходы-расходы, вести деловые разговоры и тому подобное. Мать на такое только фыркала что это полная блажь и чушь, и что девицу надо всего-лишь выдать замуж, а там пускай ее муж со всем разбирается, но отец все равно стоял на своем. Девушка - которой кстати всего-то лет 15, но которая по меркам того общества уже юная леди - совсем эти занятия не любила. Впрочем она не любила и всякие светские рауты и балы. Самым любимым ее занятием было чтение книг, причем именно любовных романов того времени. Комок, наблюдая все это, приходил в состояние легкого раздражения, и в конце-концов начинал насмешливо критиковать всех этих волооких красавцев и сюжет в целом. Девушка не воспринимала мысли комка как мысли постороннего существа, она была уверенна, что это _ее_ мысли и _ее_ настроение. И очень огорчалась, потому как ей романы очень нравились - а тут вот такое. Но списывала все это на нервы, и принимала тогда лекарства на ночь. От лекарств комок еще сильнее раздражался, и устраивал ей на утро головную боль и полное похмелье. "Вот дурочка же, ну вот, на тебе, на, в следующий раз может подумаешь прежде чем пить эту дрянь". Лекарство было какой-то наркотой, которую считали успокоительным, в каплях, которую капали в вино и пили на ночь. Когда девушке отец давал задачи, чтобы она тренировалась в решении, комок выдавал ей, весьма радостно, узнавая эти задачи, что вот, "А я знаю как это решается. А это вот так решается!" - и решал как не алгоритмами, так еще каким-то извращенным по меркам того времени способом. Отец от такого всегда пребывал в полном недоумении, да и девушка тоже. Более того, комок говорил с ней в мыслях внятными фразами и даже другим голосом - но эта дурочка до того начиталась своих романов, где у глав.героинь вечно был "внутренний голос", что была уверенна, что это ее внутренний голос. А так как она толком ни с кем близко не общалась, тем более ей не было с кем общаться на личные темы, то прочистить ей мозги на сей счет было некому, и она считала что голос в голове это в порядке вещей. Тем более что комок всегда вклинивался с "глупыми и вредными" идеями, навроде "Чего вот ты тут сидишь? Хватит киснуть!", "Пойди погуляй, попрыгай по лужам вон!", "Пойди покатайся на пони, день такой чудесный!" и так далее. В общем комок ее именно что опекал и пытался впихнуть в ее пустую голову толику здравого смысла. И в целом был при ней как тетушка при молодой девице. Девушка была очень странной именно из-за того, что она всю свою сознательную жизнь была под влиянием комка. Комку было интересно стрелять, и вообще узнать до чего дошли в этом времени - и он вытребовал себе в доме тир, с криками и истериками. Он решал математические задачи странным образом - и приходящий учитель математики, старичок, прямо при ней сокрушенно жаловался ее отцу: "Какой огромный талант дал Бог, и такому бесполезному существу... Вот был бы это парень, он стал бы величайшим ученым!". Комку была интересна химия - и он доказывал отцу, что анилиновые красители это очень, очень хорошо, и что надо переходить на бездымный порох, так как дымный - это прошлый век. Он так уморил отца, что тот таки купил производство анилиновых красителей... и внезапно оказался на коне и получал отличный доход. Девушке было положено ездить верхом на смирном пони - а она, ну "она" устраивала гонки на коляске, запряженной рысаком. Причем все это она воспринимала как "Ох, я такая взбалмошная...". А еще комок изводил ее эротикой. Ну да, "эротикой" в их понимании. Ему хотелось купаться, очень-очень хотелось купаться, ощущать воду на коже, чувствовать ветер и песок. А _эти_ купались в жилетке, в платье, в шляпке и _с_зонтиком_! С зонтиком! И комок усердно нашептывал ей, подбрасывал картины того, как это прекрасно, купаться нагишом - а она краснела, смущалась и приходила в натуральный ужас от того, какие разнузданные фантазии приходят ей в голову. Но комок таки вытаскивал ее пару раз купаться нагишом ночью в пруд. В общем у девушки в обществе была репутация "странной", и странным быть было плохо. Но если саму девицу было оставить в покое, то она читала одни любовные романы. И комок эти романы бесили неимоверно - там были сплошные "его пронзительные синие глаза" и "его руки стальным кольцом сомкнулись в обьятьи вокруг ее тонкого стана и привлекли ее в поцелуй". И кругом были вот эти поцелуи! Но девице тем не менее такое нравилось.

От лица девушки: пропущено какое-то количество времени, сон продолжается с того момента, что девица уже мечется по улице. Она поняла что ее вот-вот убьют - тот "братец" собственно это и сказал прямым текстом. Девушка не глупая, просто идиотское "правильное" воспитание с отсутствием нормального общения и отсутствием жизненного опыта, да еще и возраст, да еще и после таких событий... Она ищет помощь, забегает в булочную, где она всегда покупала булочки - ее останавливают у порога и говорят что они закрываются. Она идет в какой-то магазинчик - ей не открывают. Она вспоминает о какой-то мадам, у которой она вот недавно была в гостях и они пили чай, прибегает к ее дверям, сверху горит свет - но слуги говорят что никого дома нет и вообще пускать не велено. В общем ее отовсюду гонят.

Немного в сторону, то ли от лица комка, то ли просто: "братец" является ее дальней родней и по совместительству тем еще бандитом в этом городе. Это понимание всплывает по ходу метаний по городу. Более того, он претендует на наследство, т.е. если убрать глав.героину, то именно он будет все наследовать, а там весьма не мало.

От лица девушки: она знает, что ей надо продержаться ночь, а утром она пойдет в нотариальную контору, и там ей помогут и не выгонят. Потому что вот она, вот она живая, и вот она пришла. Но ночь надо где-то провести - а ее никуда не пускают. Собственно самые низкопошибные заведения открыты - но туда она сама уже не идет, так как там та еще публика.

Дальше идет одновременно от лица девушки и комка. Комок идет как "я".

Девушка уже едва идет, так как обувь - фактически чулок до середины голени из кожи, с двух сторон - ряды маленьких очень ювелирно сделанных пуговичек, которые надеваются в кожанные петельки, и облегает ногу очень-очень плотно эта конструкция, но главное тут то, что и каблук и подошва сделанны из дерева, и совершенно не гнутся. И потому походка именно с очень прямой осанкой и неспешна, и быстро ходить, а тем более бегать, очень утомительно. Я замечаю что их преследуют, преследователи собственно и не прячутся особо, но ей не говорю, чтобы не пугать еще больше. Девушка вообще не знает города, она выезжала кругом только в закрытой коляске. Она знает что у отца есть друзья. Я спрашиваю ее, где они - она говорит что где-то за городом.
- Ну как, как можно было ездить и ни разу не смотреть куда ты едешь?
- Ну мы проезжали заставу...
- А нас пустят сейчас, в такое время и в таком виде через заставу?!
Она знает, что и в городе были друзья - но она не знает где они живут. Она садилась в коляску и говорила кучеру, что едем к такому-то - и он вез ее. Сама она гуляла только неподалеку от дома. На улице все темнеет. Я говорю ей, что лучше бы нам заночевать вообще где угодно, хоть в ближайшей канаве спрятаться - она ахает "Нельзя! Что про меня люди скажут! Это же всю репутацию себе погублю!" Аргумент что лучше быть живой до нее не доходит. Я практически в невменяемом состоянии: с одной стороны я прошляпила всю эту ситуацию, как так можно, с другой стороны я абсолютно эту местность не знаю, но я могу вполне разведать все вокруг, всего-то полчаса времени надо, а с третьей стороны я раздражена на эту мелкую идиотку - у нее в карманах ни пенса! У нее кольца с алмазами - но в карманах нет денег. Прислуга не взяла бы перстень, побоялась; выковырять камушек и так сбыть не получится, ее просто убьют. Можно было бы взять диллижанс, а где-то на повороте спрыгнуть с него; можно было бы снять комнату, а там переодеться, и выскользнуть - но вот же нет денег! Она уже едва ковыляет, юбка снизу грязная, вокруг какие-то бедные кварталы, я смотрю вверх и думаю что можно попробовать забраться куда-то на чердак и провести ночь там. Или же выбраться наверх, на крышу, здесь и спуститься с другой стороны чтобы сбить погоню. Мне самому смерть не страшна, но жалко же эту дурочку! Да и потом опять скучать самому. Я говорю ей зайти вот в этот подьезд, а там посмотрим - или выйдем с другой стороны. Я уже практически созреваю до того, чтобы проявить себя и начать активно действовать. Мне просто жалко что вся эта история закончится таким нелепым образом.
Мы заходим в подьезд, там крайне темно, практически ничего не видно и само здание весьма обшарпанно. Девушка боится, но заходит. И тут в подьезде из темноты выходит мужчина. Его видно очень хорошо, возможно потому что смотрю я. Это крупный мужчина, массивный, полный и слегка оплывший. У него толстые пальцы, словно опухшие, толстые и слегка коротковатые ноги. У него странные глаза, которые кажутся черными - но на самом деле они серо-зеленые. Лицо тоже слегка оплывшее - но при этом удивительно ясные глаза. На лице какие-то красные пятна, которые местами слегка шелушатся. Он одет в слегка засаленную, местами потертую одежду - но смотрит дружелюбно. И говорит: "Юной леди негоже бегать одной по ночным улицам. С ней могут приключится какие-нибудь несчастья". У девушки такая паника и смертный ужас, словно перед ней стоит палач с топором, и пришел он по ее голову. В то же время этот мужчина видит меня - и я вижу его, и мы друг друга знаем. Мы не друзья, скорее просто нейтральны друг к другу, но и не враждебны. Я _показываю_ ему на эту девицу, как бы говоря "Ну вот, видишь", как показывают на вытянутых ладонях что-то, один взгляд на что сразу делает понятным всю глубину проблемы. Я знаю, что преследователь уже совсем рядом, т.е. убийца аккурат у подьезда, а девица сейчас просто сбежит с ужасом в ночь, ему навстречу - и я подворачиваю ей ногу. Чтобы уже наверняка. На одной ноге далеко не ускачешь! Этот мужчина берет меня под локоток и уводит вглубь подьезда, говоря: "Пойдем дитя. Отдохнешь у нас, Тебе нечего бояться, братья и сестры будут рады тебе. Тебя никто не найдет и никто не обидит".
Девушка думает что подьезд выйдет в узкий длинный захламленный коридор, но на самом деле мы заходим в небольшую прихожую. С одной стороны стоят трубы какой-то системы отопления. Возле них - "тумба с выемками" на стойке. Скорее даже два "барабана" на стойке. Верхний - чтобы распустить и поставить туда мокрый зонтик, он высохнет, но размер выемки не даст ему растопырится на половину помещения; нижний - под резиновые боты, которые надевались поверх основной обуви, чтобы не испачкать ее в лужах /боты были зачастую очень красиво сделаны и украшены/. Здесь же - вешалка для накидок, которые набрасываются поверх основной одежды в дождливую погоду. От остального помещения эту прихожую отделяет штора из тяжелой ткани - чтобы туда дальше не тянуло сыростью от мокрых вещей и запахом. Мы заходим внутрь. Дальше - широкий длинный зал/коридор. По центру - какие-то пыльные растения в кадках и столики с стульцами; с правой стороны сразу от входа отгороженный ширмами небольшой угол, с столом и стульцами, вроде как чтобы кто-то мог поговорить наедине. С левой стороны "стена" из тяжелой серой ткани, которая скрывает то ли пять, то ли шесть небольших альковов, в каждом места аккурат на кровать, небольшую тумбочку и стул. Снаружи кажется что в каждом алькове должно быть окно - но все окна наглухо заложены. Дальная часть помещения тоже отделена тканью, там - диванчики у стен, стол по центру, в общем такая комната для группового общения. А по стене с правой стороны - "живые" окна с видом на дворик. Само помещение кажется крайне тусклым, серым. Девушка очень устала, вот этот мужчина проводит ее в ближайший альков, попутно что-то успокоительно бурча, и оставляет. Девушка настолько устала и была настолько шокирована этим днем, что упала на кровать прямо в своих сапожках и буквально отключилась. Кровать, кстати, с пологом из ткани /не балдахин, а именно горизонтальный полог/ и шторками.

Проснувшись поутру она сначала не понимает где она находится. Потом осознает что было, понимает что уже позднее утро и это просто непозволительное поведение так долго быть в постели. В этот момент штора в ее алькове отдергивается и заходит девица. С точки зрения героини она некрасивая и очень вульгарно одета - большой вырез спереди, открытые плечи /что по меркам общества неприлично/ и без перчаток /что вообще шокирующе/, и мысль у нее что "Как я могу общаться с такой личностью?!". С точки зрения меня эта девица весьма симпатичная, милое лицо, чистая кожа, вот только она очень худая и очень бледная с ярким румянцем. Она приветствует девушку, говорит что "Не беспокойся ни о чем, все хорошо" и ведет ее умываться и в уборную. А после этого говорит что "Тебе некуда спешить, пошли попьем чаю, ты отдохнешь и у тебя в голове все проясниться". Они пьют чай, и девушка говорит что ей надо уходить - а левица ее уговаривает остаться: "Не уходи, ты сейчас ничего не сможешь сделать, тебе нужно переждать, выждать время, только не уходи". Девушка уже собирается убегать - но тут приходят две женщины в черном, вроде бы они вдовы. Выглядят - и одеты - они вполне пристойно. Одна приносит ей домашние туфли с мягкой кожи и на мягкой подошве: "Возьми вот, деточка, не ходить же тебе постоянно в сапожках", другая дает ей сменную домашнюю одежду. С точки зрения девушки одежда выглядит неприличной. Она вроде бы как долго лежала, и пожелтела по краям - но выбирать не приходиться, тем более что обе женщины искренне участливы, причем к девице у них отношение как к любимой племяннице. Потом, уже немного опосля, подходит еще какой-то мужчина и заговаривает с ней: "Не ходите пока, мисс, я служил когда-то приказчиком в подобной конторе, вы просто не знаете какими негодяями они могут быть. Выждите пока что время, ваши дела никуда не денутся, без вас они ничего не смогут сделать. Отдохните у нас". И вот девушка здесь остается. Атмосфера в доме странная: с одной стороны внутри как-то сумеречно, пасмурно, и словно время застыло - девушка не чувствует как это время идет. Снаружи яркие дни, осень, ветер срывает золотые-золотые листья с высоких деревьев - но на подходе к дому и в самом доме словно вечное спокойствие и сумерки. За эти дни она видит многих. Одна из женщин - вдова в глубоком трауре - подходит к ней, кладет ей свою руку поверх ее и говорит: "Я понимаю твою скорбь, дорогая. Но жизнь все равно продолжается. Братья и сестры вылечат твои душевные раны". Худая девица ее опекает - как-то ненавязчиво она всегда появляется рядом, предлагая поесть, или просто отвлекая от мыслей. Девица всегда говорит ей, что даже если она уйдет, то она всегда может вернутся, братья и сестры будут рады ей. В этом помещении всегда приходят и уходят люди, но никто не навязывается с разговорами, никто не смотрит косо, никто не обсуждает за спиной, о ней говорят что "Это наша сестра, она горюет". В дальней стороне зала, в комнате с диванчиками, постоянно сидит какая-то компания. Изредка проходит вот тот мужчина, который ее встретил - он кивает ей, и смотрит на меня, "спрашивая" "Ну что? Все образовалось?" и я ему "киваю", вроде бы как соглашаясь что да, образовалось. Он не требует с меня благодарности, и не подразумевает что я в долгу. В целом он помог бы любому, кто об него "споткнулся" бы - но если бы девушка убежала, то догонять он ее не стал бы. Эта атмосфера затягивает девушку, ей здесь хорошо. Она вспоминает свою бабушку, которая недавно умерла, и понимает что последний раз так хорошо, так уютно, она чувствовала себя только с ней, только у нее. Она понимает, что кроме бабушки ее фактически никто не любил - ни мать, ни родня, ни даже любимый отец, для которого она скорее была средством или инструментом. А вот здесь она видит что все - семья. Все поддерживают друг друга, друг другу помогают. Ей приносят еще одежду, тоже вроде бы как потрепанную и слегка зашарпанную, и извиняясь говорят что "Сама знаешь, как дорога стирка, но ты не смотри, одежда хорошая." Девушка очень хочет отдать в благодарность хоть один из своих перстней - но я удерживаю ее стальной хваткой, так как я знаю, что отдав перстень она просто подставит человека, который его возьмет, уж очень они приметные. Вот та девица всегда рядом, причем я знаю, что ей этого никто не поручал и не принуждал, она опекает девушку просто по велению сердца. И девушка тогда предлагает ей кулон/медальон, который она носит всегда при себе, и который никто кроме отца и няни и не видел. Сам кулон из темного металла, с растительным узором поверх, и камнями выложены листья и цветы. Камни темно-зеленые - но на свету дают солнечные блики, словно солнце через густую листву светит; и камни темно-коричневые, медовые на солнце. Но это все по ободу - а внутри просто пустое место, словно туда должна была быть вставленна миниатюра или портрет, но его нету. Медальон крепиться к цепочке из светлого металла - то ли платина, то ли серебро. Казалось бы вещица выглядит мрачно - но на свету она оставляет светлое впечатление. Этот медальон памятный для девушки, но сам по себе он ей не особо нравится и она не считает его особо ценным. Девушка хочет отдать его девице, в благодарность, что вот, возьмите, вы столько для меня сделали, продайте его и возьмите себе деньги. А девица ей отвечает: "Не нужно, братья не нуждаются, никто не потребует от тебя принести такую жертву. Это твоя память. Сохрани ее. Память - это твое единственное богатство". Девушка постоянно хочет уйти - и ее все отговаривают.

Дальше сон продолжается с момента, когда девушка сидит во внутреннем дворике, на который выходят "живые" окна зала, и кручинится-тоскует. Дворик огорожен кованной решеткой, за ней растут пирамидальные тополя, вот только не высокие и тонкие, а пониже, и пообъемнее. В дворике - каменная клумба, в которой растут какие-то чахлые зашмырганные розы /ибо уже осень/ и какой-то куст с очень алым цветком, который нещадно трепает ветер, но куст все равно торчит и задорно алеет. Девушка очень грустит, не понимает и вообще обижается, что ее никто не ищет, у отца были друзья и связи, и вот ее совсем-совсем никто не ищет, она вообще никому не нужна. Хотя она вот сидит здесь и ни от кого не прячется, ее с улицы видно и она по улицам ходила, и сюда зашла не так чтобы тайно, и перед этим бегала и искала убежище. Хотя я понимаю что даже если ее и искали, то спрашивали слуг, а слуги ответят то, что скажет вот этот "братец". Могли разузнать у стражников - но тела-то нет, пропала и пропала. Спрашивать по улицам тоже не будут. А может и вообще не ищут, так как "братец"определенно местный главный бандит, девушку конечно жалко, но своя жизнь и семья дороже. К девушке опять подходит эта девица, пытается отвлечь - а по улице идут двое парней. И она говорит, что "Ох, посмотри на них, они такие шалопаи!" - и эти парни заходят. У них на двоих три ноги и три глаза и две руки. Одеты они очень щегольски по меркам общества. У одного синий шелковый повязанный платок, у второго зеленый - и да, повязывали они их друг другу в две руки. Они подходят, приветствуют, девица представляет им девушку, что "А это наша новая сестра, у нее в жизни такое горе" - и парни ее утешают и напоследок со словами "Вот, посмотри, это тебе" достают откуда-то ей заводную шкатулочку с балериной. И уходят по своим делам.

Следующая сцена: девица приходит к сидящей за столиком в зале девушке и говорит: "Тебе надо поесть, вот, я принесла тебе фрукты" и ставит на столик плетенную миску с персиками и грушами. Все плоды очень спелые, сочные и местами уже подпорченные. Девица берет один плод за другим, чистит их и кладет девушке на тарелочку, говоря: "Это вкусные фрукты, не такие как те, которые очень красивые снаружи. Ну ты же не будешь отвергать весь плод из-за подпорченного бочка, это же неразумно".

Следующая сцена: девушка снова сидит в этом дворике и любуется на осень. Потом встает со скамейки, подходит ближе к ограде - и видит как по тротуару идет вот этот ее "братец" с толпой прихлебал. Братец замечает ее, останавливается и говорит "Вот ты где сестрица! Ну что, добегалась? Недолго тебе бегать осталось". Она отшатывается от него, и тут ее обнимает защищающе за плечо эта девица, которой тут только что не было, прижимает к себе, вытянула шею и буквально шипит на этого выродка: "Уйди ничтожество, она теперь наша! Мы своих не отдаем!" с таким отчетливым значением что "Протянешь руки - протянешь ноги". "Братец" очень сильно пугается, я это вижу, хотя он и старается делать лицо перед бандой своих дружков, и не говоря ни слова, уходит. Девица утягивает девушку внутрь. Девушка при входе в зал вдыхает воздух - и он пахнет странно, словно пыльная ткань, или старое дерево, или что-то непонятное. Не гадкий запах, а вот именно что странный. Девушка списывает это на старость помещения, равно как и сумеречность списывает на то, что стекла в доме уже старые и плохо пропускают свет, да и дом в тени, и само помещение драпированно блеклыми серыми тканями. Но вот при входе она вдыхает этот запах и он ей как родной, и эта сумеречность ей домашняя. Ей здесь уже уютно. И саму девицу она уже не считает ни вульгарной в этой ее одежде, ни уродливой в ее худобе. К девице она уже привязалась, сроднилась, та ее постоянно поддерживает.

Кажется что она вот здесь долго, но на самом деле она здесь не дольше недели, а то и вовсе дня четыре.

Эпилог.

Девушка идет по улице. На ней все те же ее сапожки-"копыта" с деревяной подошвой и пуговичками; очень красивая нижняя юбка из молочной ткани с желтоватыми кружевами цвета слоновой кости, верхняя юбка асиметричная, косого кроя, цвета горького шоколада; жакет с цветочным узором, и под ним - корсет с кружевами, которые видно из-под жакета, большая широкополая вычурная шляпа с большим белым пером. Волосы ей покрасили в бронзовый цвет и завили кудрями, вуаль подколота к шляпке, наложили косметику. Она одета более чем неприлично и крайне шокирующе: у нее открыты плечи, у нее распущены волосы, и на руках у нее не перчатки, а митенки до локтя, с рядом пуговичек, и глядя на них, она вспоминает, что ей помогли их застегнуть, и чувствует тепло от того, что ее одевали руки сестры. И в то же время она чувствует себя необычайно легкой и свободной, потому что впервые в жизни ветер играет с ее волосами и касается кожи. Одной рукой она придерживает юбку, в другой несет очень милый саквояж из коричневой мягкой кожи, с отделкой то ли из жестких кружев, то ли из белой кожи, с замочками и защелками. Она проходит мимо дома, который выглядит нежилым, красивая кованная ограда оббита какими-то старыми досками. Дом вызывает у нее воспоминания: тепло, уют, она жила здесь когда-то, а еще совсем недавно в последний раз ночевала две ночи, прощаясь с родными стенами. Это дом ее умерших бабушки и дедушки, которых она очень любила. Она догадывается, что их смерть тоже организовал этот "братец", ради того, чтобы она получила как можно большее наследство, которое потом бы получил после ее смерти уже он. И она точно знает, что, несмотря на нежилой вид дома, именно здесь сейчас обитает "братец".

Флешбек: "Они не помогли тебе, никто из них тебе не помог. Они отказали тебе в убежище. Никому из них ничего не стоило даже если не дать тебе приют, то хотя бы пустить через основной вход и выпустить через черный. Все угрозы твоего братца - пустые, он бы им ничего не сделал. Все, кто тебя знал, с кем ты общалась, к кому приезжала в гости, у кого покупала безделушки, все они предали тебя." - девица целует ее, уже одетую и собранную, на прощание в щеку и вручает ей саквояж. - "Тебе здесь не безопасно, мы спрячем тебя и тебя никто не обидит. Пароход отвезет тебя к новым берегам, и там тебя уже ждут." Семья одела ее, замаскировала, и сейчас отправляет в новую жизнь. Подошедший дядюшка Бо, который так сильно напугал ее в тот самый вечер, подходит, одобрительно улыбается и дает ей визитку, которую она вручит человеку из Семьи на пароходе. Визитка серо-зеленая, на ней что-то написано сильно наклонным почерком и серыми чернилами, но это неважно. Девушка знает, что текст не имеет значения. Вообще значение имеет лишь тот отпечаток, что оставил этот мужчина - три отпечатка пальцев треугольником на одной стороне, и отпечаток большого пальца на другой стороне, такие, словно касавшийся не вытер руки после чего-то жирного. Без этих отпечатков это просто кусок бумаги. Она прячет его за перчаткой.

Между досками на ограде большая щель, возле которой сидит и вылизывается большой черный кот. Она останавливается, ставит саквояжик на тротуар и делает вид словно что-то поправляет. Ставя саквояж она незаметно касается пальцем клавишы, замаскированной под защелку. Она не видит, но знает что внизу открывается маленькое окошко, прикрытое для незаметности вот той отделкой на скавояже, и оттуда пружина выпихивает полуживую чумную крысу. Крыса никуда не убежит, и ни один кот не откажется поиграть с полуживой крысой. А потом он пойдет в кухню - и слуги будут подкармливаеть его и гладить. А дальше дело дойдет и до хозяина. И ей горько от осознания того, что слуги, к которым были так добры их хозяева, остались прислуживать их убийце. Те, кто хотели уйти - ушли, по завещанию они получили достаточно средств. А кто остался прислуживать убийце не заслуживают ничего кроме смерти. Ей самой чума не страшна - дар дядюшки Бо надежно защитит ее. В душе у нее ни сомнений, ни терзаний, ни жажды мести - только твердое чувство правильности ее действий и удовлетворение, что она выполнила просьбу Семьи.

Она поднимает саквояж, тот заполнен крысами и тяжел, как для такой хрупкой девушки, но эта тяжесть ей приятна и совсем не утомляет.

Послесловие - или то что не влезло туда стилистически.

1. "Визитка" была вроде как билетом на пароход - но по сути она была оберегом от чумы, и посланием для того, кто девушку встречал. И девушка на момент, когда ей ее вручили, знала, что она могла бы обратиться до того человека и без этой визитки - и ее бы приняли, и не отказали бы в помощи, и она точно так же стала бы их сестрой. Но с визиткой - она идет как _уже_ их сестра, благословенная посланница, так сказать.

2. На момент когда она выпускает крысу она знает почему "братец" так испугался. Братец присылал своих бандитов в тот дом, где она жила - и дальше подьезда они не прошли. А под этим домом есть огромный подвал, куда бандитам и прочим враждебно настроенным лучше живыми не попадать. И в доме нет никого безобидного - все защищают друг друга как если бы мать защищала своего ребенка. И первые бандиты пришли - и пропали; и вторые пришли - и канули в Лету. И потому то братец так и испугался - его напугала вовсе не тощая девица шлюшного вида.

3. Девушка казалось бы шла одна по улицам - но она знала что ее провожают и за ней присматривают, и что она не одна, и что все с ней будет хорошо.

4. Почему демоны так легко бросают смертных, которым покровительствуют. Потому что для демонов это - покровительствование - не более чем отвлечение или развлечение. Как человек, ждущий на вокзале автобуса, покупает бульварный журнальчик, чтобы убить время - и когда автобус приходит, он оставляет этот журнальчик без всякой задней мысли и более о нем не думает и не вспоминает. А вот если у ждущего человека кто-то начнет этот журнальчик вырывать из рук, то вот тут уже будет другая реакция. Потому то демоны и защищают свои игрушки с такой ожесточенностью - потому что если у тебя нагло вырывают из рук твое развлечение, то ты в любом случае дашь в морду. Но это ж не значит, что ты это чтиво считаешь величайшей ценностью, верно?

5. О демоне/сущности и ее форме, вернее почему она именно такая.
"Представьте себе, что вы пришли в зал ожидания и сели в кресло. А теперь вокруг исчезли стены и мебель. Остался только человек, заствший в странной позе. Но сам зал никуда не делся, как и ожидание" - дословная цитата.

6. Демон/сущность ждал какого-то то ли события, то ли времени действовать - и да, вот таким образом убивал скуку. И он перемещался по городу, как клубок пуха, который гоняет ветер. Только его гонял не ветер из воздуха, а Ветра Магии, что-ли) Хотя впрочем он мг перемещаться и сам. И память у него - когда он был главным - была не одного человека, и не двух, и даже не десятка. Там счет шел на сотни. Другое дело что вся эта память была странно упакована - не по порядку, а вот сплошной кучей и вперемешку. И почему он любил "приклеиваться" - он так мыслил/осознавал себя лучше, у него точка опоры появлялась, получалось проще вспоминать. Так оно было все сразу, вместе и неясно - а так можно слайдами видеть.

7. И нет, я не знаю, кем был Дядюшка Бо /кстати его так называли именно эта девушка, так-то у него было имя-фамилия/: демоном; демонхостом; одержимым или просто главным культистом.

Ночь, холодрыга, Хэллоуин, небо затянуло тучами и капает дождь. Выхожу в кухню с чашкой чая, включаю свет - и вижу что небо залито красным цветом, как от пожара или взрыва. Но звука не было. Цвет был настолько ярким и сильным, что отчетливо был виден даже сквозь свет потолочной кухонной лампы. Решила что приглючилось, и выключила свет проверки ради - небо уже затухало. Пошла в группу ТЧ - обнаружила что нет, не глюки, да, таки что-то случилось. Что именно - народ бурно угадывает.

Ну вобщем если не землетрясение ночью, то натуральное адское зарево на все небо. Полагаю что в честь Хэллоуина что-то сожгли. Если это были просто прожекторы, то хорошо (хотя и сомневаюсь в этом - свет был равномерным, а не отсветом/столбом). А если перепились и сожгли нафиг СпортОхоту (ибо как раз она в той стороне), то уже похуже. Ну как вариант что-то сгорело на Азоте. Но не взорвалось при этом. Т.е. просто сильно и быстро полыхнуло.

Папа сделал сыновей такими, чтобы они могли превозмочь любую опасность. Но сыновья сразу же начали превозмогать технику безопасности и здравый смысл.

Броня белая в красных крестах, распяленный рот, пытки, астартес. Фраза "Младших (младшеньких?) надо пытать последними" таким наставительным тоном и с лаской. И вот что-то конкретное про младших, т.е. новеньких Астартес.

Блядские звонки в дверь не вовремя!